Русский шансон, которого нет

Русский язык переполнен терминами с неясным содержанием. Возьмем, к примеру, "любовь". Это одно из самых популярных слов в русском языке, которое употребляется всеми и каждым, но представление о любви у каждого человека свое. Популярный вопрос: ты меня любишь? – настолько же абстрактен и лишен смысла, как и "что было до Большого взрыва?".  

Но "любовь" – слово естественное, которое просто не могло не появиться. Существует одно издавна - по крайней мере, в индоевропейских языках. "Любовь" призвана обозначить реальное явление, которое существует в живой природе у человекообразных приматов. Приблизительное значение этого термина – сильная и длительная привязанность к другой особи того же вида. Помимо "любви" в нашем языке существует много других естественных слов, которые приобрели совершенно необъятное содержание в процессе жизнедеятельности великого и прекрасного русского народа: дорога, сыр, политика, родина, пиво, патриотизм, боярышник...

Но есть слова искусственные, которые совершенно не нужны людям для общения, поскольку не несут в себе никакого внятного содержания. Слова-пустышки, придуманные или украденные у соседей только для того, чтобы еще больше запутать и так окончательно заплутавший в потемках великий и прекрасный русский народ. Обычно такие слова вбрасывает в наш язык власть, чтобы ей легче было терроризировать население. Так появился в русском языке термин "экстремизм" и такие устойчивые словосочетания как "враг народа", "антисоветская агитация и пропаганда", "измена Родине", "национал-предатели", "пятая колонна"...

Но не государством единым захламляется русский язык. К появлению устойчивого словосочетания "русский шансон" оно совершенно непричастно. Сейчас уже трудно проследить тот путь, как "русский шансон" проникал в наши мозги и обосновывался в них, но результат очевиден: это словосочетание закрепилось в самых глубинных и неизведанных участках нашего мозга, где хранятся наши духовные скрепы (водка, телевизор, Сталин, Россия – родина слонов…). В настоящее время кажется, что "русский шансон" в русском языке был всегда. 

На самом деле до начала 90-х годов 20 века "шансон" для советского человека являлся синонимом французской песни, а "русского шансона" не могло быть по определению. Лишь в начале 90-х это устойчивое словосочетание начинает употребляться публично, но не для того, чтобы обозначить некий обособленный пласт нашей музыкальной культуры, а с чисто маркетинговыми целями. Говоря по-русски – для увеличения продаж. Знающие люди утверждают, что первым стал продвигать "русский шансон" продюсер Сергей Годунов. И понятно, почему такой термин появился. "Блатная песня" или "блатняк" не очень подходили для раскрутки и продажи альбомов различных популярных исполнителей тех времен, которые пели хриплыми голосами ("под Высоцкого") песни самых разных жанров, но не были похожи на классических бардов советских времен (А.Розенбаум, А.Новиков, В.Токарев, М.Шуфутинский, А.Полотно и много других). Нужен был термин поблагозвучнее и поблагороднее. Таким и стал "шансон".

К концу "лихого" десятилетия словосочетание "русский шансон" успешно закрепилось в массовом сознании бывшего советского человека. В 1999 году стала выходить на кассетах и дисках серия сборников различных исполнителей под названием "Легенды русского шансона". Первым был выпущен альбом тогда еще живого Михаила Круга, затем сборники Петлюры, Геннадия Жарова, Трофима, Кати Огонек, Анатолия Полотно. Хорошо помню, что подобное название данной серии у меня не вызывало никакого удивления, а значит к тому времени "русский шансон" прочно вошел в нашу жизнь. А сейчас даже просто "шансон" в первую очередь означает не французскую песню, а наш родимый "блатняк" и все остальное, что к нему пристегнули коммерсанты от музыки.

В таком изменении восприятия данного слова в первую очередь стало повинно одноименное радио, которое вышло в эфир в 2000 году.  Эта радиостанция и определила "границы" данного безразмерного термина.

Ребята с радио затолкали в "русский шансон" блатную и "авторскую" (бардовскую) песни, русский романс и "городской романс", эмигрантские песни, псевдобелогвардейские, псевдонародные, "одесские песни", военные, кабацко-ресторанные, неисчерпаемый пласт музыкальных композиций на самые разные темы, которые исполняются хрипатыми мужскими голосами под стандартный поп-аккомпанемент, а также страдающие женские всхлипы и голоса "похожие на Успенскую"… 

Почетный титул "русский шансонье" посмертно был присвоен Леониду Утесову, Марку Бернесу, Владимиру Высоцкому, Аркадию Северному и Виктору Цою. Популярные исполнители 80-х Вилли Токарев, Михаил Гулько, Михаил Шуфутинский, Александр Новиков, Александр Розенбаум, Юрий Лоза, Михаил Боярский и Владимир Асмолов наконец-то узнали, что они пели не абы что, а "русский шансон". А Стас Михайлов, Елена Ваенга, Денис Майданов, Александр Маршал, Григорий Лепс и Алексей Брянцев уже выходили на эстраду в качестве  "шансонье", хотели они того или нет. Судя по церемониям вручения премии "Шансон года", в настоящее время к жанру "русского шансона" относится творчество почти всех исполнителей на российской поп-сцене (включая И.Кобзона!), кроме Аллы Пугачевой и Софии Ротару. По каким-то причинам Аллу Борисовну и ее заслуженную товарку решили не беспокоить и не перемещать с вершины одного пьедестала (российская эстрада) на другой ("русского шансона").

Таким образом, к настоящему времени термином "шансон" стала охватываться столь разная музыка, что потерялся всякий смысл его использования. "Русский шансон" стал практически синонимом словосочетания "русские песни".

"Русский шансон" изначально был придуман, чтобы объединить официально игнорируемые песенные жанры, которые существовали вне советского "музыкального бизнеса". Попытка не удалась. И не только она. Подобные истории характерны и для "авторской песни" и жанра "городского романса". Наши доморощенные песни удивительным образом не хотят влезать в какие-либо классификации. И даже когда их удается пристроить в какой-то более-менее понятный загончик, вроде блатной песни, то с ним происходят такие изменения, что впору говорить о полной бессмысленности жанрового разделения русских песен.

Блатные (воровские) и лагерные (тюремные) песни

Блатная (воровская) песня - единственный музыкальный жанр, изначально рассчитанный на слушателей одной, но весьма уважаемой на российских просторах профессии - воров. 

Воров в широком значении этого слова – как криминального элемента, чьей профессией являются разнообразные преступления. Блатная – значит, для своих, для воров. Воры - не просто социальная группа. Настоящие воры считали себя существами иной породы – "людьми", а всех остальных лишь объектами своего промысла.

Наиболее известные классические образцы блатного жанра: "Гоп со смыком", "Постой, паровоз!", "Мурка", "На Дерибасовской открылася пивная...". Из блатных композиций последних десятилетий можно отметить песни авторства Александра Розенбаума ("Гоп-стоп", "От звонка до звонка", "Начальник из сыскной", "Нинка") и Вилли Токарева ("В шумном балагане", "Ростовский урка", "Нью-Йоркский таксист", "Держи вора!").

Всего один куплет из песни "Гоп со смыком" выражает суть блатной песни:

"Гоп со смыком - это буду я,
Братцы, посмотрите на меня:
Ремеслом я выбрал кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
И тюрьма скучает без меня".

Жизнь вора – преступления, его родной дом – тюрьма.  Совершение преступлений и пребывание на зоне являются основными темами блатной песни.

Если в начале 20 века почти все песни, которые были связаны с тюрьмой, можно было смело относить к блатным, то с приходом к власти большевиков ситуация сильно изменилась, поскольку герой этих песен стал другим.

В 30-е годы 20 века тюрьма (зона) окончательно перестала быть местом, где опасные преступники изолируются от общества. Когда в СССР власть захватила натуральная банда (сталинская группировка), то очень быстро лагерное и тюремное население стало почти неотличимо от вольного народа. "Исправительные учреждения" стали заполнять только для того, чтобы обеспечить рабочей силой "стройки коммунизма", поэтому разница между лагерным населением и теми, кто на воле, попросту исчезла. Совсем не обязательно было совершать преступление, чтобы лишится свободы, поскольку государственная система террора пополняла лагерное население, основываясь на других принципах. Естественно, что в таких условиях песня, которая повествовала о жизни в лагере (тюрьме), о побеге из мест заключения или о мечтах зэка, лишалась главного признака блатной песни – песни для "своих". Если обитателем зоны мог стать любой, то и музыкальная композиция адресовалась неопределенному кругу слушателей. Любой человек, который понимал, что происходит в Стране Советов, мог отождествить себя с героем песни, проникнуться его страданиями и надеждами.

Примеры советских лагерных песен: "Ванинский порт" и "Эшелон" (обе лучше слушать в исполнении Михаила Гулько);  "Дорожный конвой" и "Темница" ("Часовой") – мне понравилось их исполнение Славой Вольным на альбоме 1974 года "Песни ГУЛАГа" (издан в ФРГ). У раннего Высоцкого наряду с блатными были и лагерные песни: "Все позади - и КПЗ, и суд", "Весна еще вначале". 

В период "оттепели" маразматические особенности сталинской правоохранительной системы несколько сгладились, но и только. С конца 20 века все вернулось на круги своя – сейчас значительную часть населения за колючей проволокой составляют не профессиональные преступники и не опасные убийцы, а обычные люди. Планы по преступникам были в 30-е, есть они и сейчас. "Великая и прекрасная Россия" живет точь-в-точь по поговорке: "от тюрьмы да от сумы не зарекайся". Скопишь деньжат – к тебе придут, заберут деньги, а тебя закроют. Отправишь СМС – посадят. Лайк поставишь – отправят на зону. Так живет Россия в 21 веке...

Именно поэтому и в настоящее время совсем не следует отождествлять блатную и лагерную (тюремную) песню. А у нас это происходит сплошь и рядом. Знаменитый "Владимирский централ" Михаила Круга – блатная песня? – Любой, кто ее слышал, так и скажет, хотя на самом деле  "Владимирский централ" – хороший образчик именно лагерной (тюремной) песни, а не блатной. Про воровскую жизнь там ни слова. Сюжет прост: сидит человек в СИЗО города Владимира, что его чрезвычайно расстраивает - вот и все. А вор разве стал бы горевать в тюрьме? В своем родном доме?…

У безвременно ушедшего Сергея Наговицина в замечательной песне "Каждому свое" главный герой - зэк как бы обращается к собаке, которая охраняет зону: 

"И откуда злость

на тюремный мир?

Что ты шею рвешь до крови?

У тебя есть кость.

У меня чифир.

Что же нам делить? –

Ты пойми".

В чистом виде лагерная песня, но не блатная. Что за человек ведет разговор с собакой, мы не знаем. Им может быть любой из нас. 

Для примера еще несколько отличных образцов жанра современной лагерно-тюремной песни: "Этапы" Михаила Гулько; "А у времени года" группы "Пятилетка"; "Кольщик" группы "Бутырка" (автор – М.Круг), "Ветер северный" и "Против ветра" Анатолия Полотно; "Тук-тук" Евгения Григорьева (Жеки), "Ушаночка" Геннадия Жарова.

На мой вкус лучшая музыкальная композиция данного жанра, которая по праву должна войти в золотой фонд русской музыки - песня Анатолия Полотно "За перевал". Великолепная баллада о дружбе и стремлении к свободе.

Приведу пару куплетов и припев из этой весьма длинной песни:

"Вот мы и ломанулись, в ночь прыгнули, помчались,

Как бусы с тонкой нитки свободные, сорвались.

По камушкам, по кочкам, и ветер не догонит,

В запасе только ночка, с утра пошлют погоню.

С утра пошлют погоню - искать вниз по теченью,

В ружье, без исключенья, поставят всех салаг.

Жирок начальник сбросит и вертолет запросит:

"Пришлите в подкрепленье людишек и собак!"

Припев: 

Вон Сибирь, а вон Урал, вольному простор,

Маханем за перевал предуральских гор.

Нас туманы-молодцы спрячут, белые,

Не догонят беглых псы оголтелые….."

…Итак, с одной стороны сама жизнь отделила целый пласт от блатной песни. Но эрозия классического "блатняка" идет и по другим направлениям. И первый из них связан с авторами блатной песни. 

Если взять самых популярных авторов и исполнителей данного жанра за последние лет 50, то отсидевших среди них совсем немного: Иван Кучин, у которого было четыре ходки за кражи, отмотавший 8 лет Олег Симонов ("Бутырка"), Александр Звинцов и Александр Дюмин.  А.Новиков и К.Беляев попали на зону как раз за свои песни – в их случае не зона стимулировала творчество, а творчество привело "за колючку".

Большинство "блатных бардов" такие же музыканты, как и представители других жанров. Воровская и тюремная жизнь – не часть их биографий, и зона, в которой они бывают только на концертах, никак не отразилась на их мировоззрении. Они обычные музыканты и зачем им зацикливаться на зоне и "тяжелой" воровской доле, если в мире столько интересных тем для песен?… Именно поэтому все, кого причисляют к блатным исполнителям, на самом деле имеют в своем репертуаре не так уж много настоящего "блатняка".

Кого-то из них тянет в сатиру или юмор, другие любят бытовые зарисовки, третьи выбирают стезю "псевдонародных" песен, но больше всего "исполнители шансона" склонны к лирике. Даже такие, как отсидевший 12 лет на зоне Иван Кучин. Его лучшие композиции посвящены женщинам. В песне "Заряженный наган" Кучин поет: "тюрьма – это черное слово, как пропасть меж нами она". О таком воры не поют! В альбоме Кучина "Избранное", по сути, есть лишь одна песня "("Босяцкая"), которую с некоторым допущением можно отнести к блатным, а весь остальной репертуар подошел бы и Стасу Михайлову. 

Причины преобладания "неблатных" тем в творчестве "блатных" музыкантов носят не только творческий характер. Имеющие отношение к этому жанру хотят вкусно есть, крепко пить и быть популярными. А для этого необходимо работать на максимально широкую аудиторию. Большое заблуждение, что русский народ любит блатную песню. Есть, разумеется, ценители и у этого жанра, но самая популярная тематика у российского населения – песни о любви. Отсюда и дикая популярность Стаса Михайлова, Григория Лепса и прочих "шансонье". Слащавые песенки о любви слушают женщины, а печальное, но мелодичное нытье о бабах адресовано мужикам – суровым, но плаксивым существам. 

И поскольку авторы "блатных песен" обращаются не к ворам, а к обычному слушателю, то для современной псевдоблатной песни характерно минимальное употребление фени, использование обычных эстрадных мелодий, которые характерны для популярной музыки на тот момент, когда соответствующая песня была написана, и смещение тематики песен со специфических воровских проблем на общечеловеческие темы. 

И это характерно даже для тех случаев, когда "блатные барды" обращаются к теме жизни криминального элемента – все равно их регулярно уводит совсем не в ту степь. Приведу пару примеров.

 

У распавшейся ныне мегапопулярной группы "Бутырка" была песня "А для вас я - никто!":

"А для вас я - никто, как и вы для меня.

Я плюю на закон, вы меня - в лагеря.

А для вас я – никто, сколько было таких,

Сквозь очки разглядеть мою жизнь не смогли".

Герой – скорее всего, рецидивист. Его нынешняя ходка – уже неизвестно, какая по счету.

Но разве он настоящий вор ("ремеслом я выбрал кражу")? Судя по песне, он ничего и не выбирал. Герой и не собирался скитаться по тюрьмам, но система его заглотила и пережевала. В реальной жизни огромное количество несовершеннолетних дурачков оступаются, и им никто не дает даже шанса свернуть с кривой дорожки. Это песня не о воровской жизни, а о безжалостной "правоохранительной" системе, для которой человеческая жизнь – ничто. 

Еще один характерный пример - хит группы "Пятилетка" "День рождения":

"Земляк, подкинул мне табачок. 

Сверну газетный лист в косячок.

Посидим с братвой тихонько, стол без кренделей.   

Юбилей и в зоне юбилей. 

День рожденья на тюрьме. 

Чай с вареньем в полутьме. 

И конвертик с парой строк:   

С днем рождения сынок. 

День рожденья на тюрьме. 

Дело близится к зиме. 

Разгулялся сквознячок. 

Вместо водки табачок. 

Давай, за маму и за сестру. 

За май, что даст свободу вору.

Помолчим с братвой тихонько и курнем опять. 

Тридцать пять и в зоне тридцать пять."

Казалось бы, типичная воровская песня: речь в ней идет о братве, о ворах, которые отмечают день рождения "на тюрьме". Но если вы послушаете ее, то сразу поймете, что "блатняком" здесь совсем не пахнет. Обычная поп-композиция. Стоит заменить два слова в тексте ("братва" и "вор") и получается тюремная песня. Да и с этими словами, если подумать, получается, что день рождения отмечают совсем не воры, а какие-то босяки ("вместо водки табачок", "стол без кренделей" – это что наши воры в СИЗО и на "зоне" прям голодают?; "разгулялся сквознячок" – и камеры себе комфортабельной купить не могут?).

В России 21 века есть еще один фактор, который попросту убивает блатную песню, превращая ее в анахронизм.

Воры всегда противостояли государственной власти. Это был один из самых основополагающих признаков воровского сословия. А что мы видим последние два десятилетия? Высокопоставленные государственные чиновники, воры в законе, успешные воры новой формации и часть приближенных к власти предпринимателей составляют единый класс авторитетных ("чисто конкретных") ребят, которые паразитируют на всех остальных россиянах. Нет никаких принципиальных различий между условными Дедом Хасаном и Игорем Ивановичем Сечиным, Шакро-молодым и Игорем Ивановичем Шуваловым. Это наш истеблишмент! Элита.

Единственное отличие воров старой закалки от их собратьев по правящему классу – меньшее количество понтов. А в целом – образ жизни воров изменился кардинальным образом, став неотличимым от образа жизни правящих классов. И о чем же писать теперь новому поколению авторов блатной песни? Раньше было: "гоп-стоп, мы подошли из-за угла". Романтика! А теперь: гоп-стоп, подписали пару бумажек и украли "Сибнефть", а потом еще и продали украденное за 13 миллиардов долларов! Вы хоть одну песню про такой гоп-стоп слышали?…

Я слышал одну песню на схожую тему - "Шпана фартовая" Анатолия Полотно, но язык не повернется назвать ее блатной.

Текст этой задорной песенки приведу полностью. Он стоит того.

"Такие деньги пахнут, господа, воровством,

РАО "ЕЭС России", МПС и "Газпром" -

Основные доноры 

Банков за кордонами.

Течет нефтя на запад, золотая река,

Отнять последний лапоть надо у мужика.

Что всем миром строили -

Ловко вы пристроили.

      Припев: 

      А мы шпана фартовая!

      Пока нам шеи мылили,

      Хевра безголовая,

      Мелочишку шнырили.

      Урки-расхитители, гопники-вредители,

      Жулики отпетые, "Шухер, ша! Держи вора!"

      Эх, шпана фартовая!

      Пока нам шеи мылили,

      Хевра безголовая,

      Они уж все потырили!

      Вот же жизнь бедовая!

      А не тех вязали мусора.

По лагерям, по стройкам мои дед и отец,

Колючка над запреткой - их терновый венец.

А вы там комиссарили,

Рапорты писарили.

Чинарь, в зубах зажатый, сжег бушлат с номерком,

В затылок автоматы и команда - "Бегом!"

Сколько душ-то, твари вы,

Под расстрел отправили...

Припев.

Все волокут, аж жутко, чинодралы-дельцы.

Лишили вас рассудка "золотые тельцы".

Болтуны трибунные,

Хари хитроумные.

Что будете-то делать, - станет нечего брать?

Желаю вам Россию поскорей распродать.

И в Америку бегом,

Напоследок в жопу лом".

Разве это "блатняк"? Автор поет от лица какой-то мелкой шпаны, которая возмущена, что крупные ворюги разграбили Россию!

Похоже, что в нашей "встающей с колен России" места для настоящего "блатняка" попросту не осталось. Любая реально блатная песня превращается в пародию на жанр, полностью оторванную от жизни, а песня на воровскую тематику, в которой речь идет о реальной действительности (как "Шпана фартовая") – это настоящая сатира и махровый экстремизм.

Странно, что Анатолий Полотно еще на свободе после своего призыва, связанного с весьма изысканным членовредительством! В жопу лом – это вам не лайки ставить! Тут даже не экстремизм, а настоящий террор! Ведь Полотно имеет в виду не только Чубайса или какого-нибудь Черномырдина, которых можно чехвостить по всякому. Его песня универсальная и касается Якунина, Миллера, братьев Ротенбергов и …. Страшно сказать, но и "Михал Иваныча"! В Америку им, правда, бежать сейчас будет неспудручно (песня написана давно – в 2004 году), но в Иран или КНДР еще могут. Но бог с ними, с "харями хитроумными". Важно другое: когда один из ведущих авторов "блатняка" предлагает засунуть в жопу ворам лом, то это означает конец блатной песни.

Подведу итоги. То, что современным слушателем воспринимается как "блатняк", таковым, как правило, не является. Есть старые хиты этого жанра, но новых песен, которые можно слушать более одного раза, практически нет. Блатные песни у нас, в основном, воспринимаются по голосу – если кто-то хрипит или даже слегка подхрипывает, а в тексте мелькают слова "тюрьма" или "зона" – все, это блатная песня! Кажется что "блатняк" звучит везде, а если прислушаться, то его почти и нет!

Сейчас самый блатной исполнитель на российской эстраде – это не какой-то отсидевший вор, не заслуженные мастера "жанра" Новиков, Полотно или Ждамиров, а одна одесская девица, выступающая под ником Катя (Катенька) Дроздовская. Если вы хотите услышать самый пошлый, мерзкий и выворачивающий все внутренности наизнанку "блатняк", то вам к Кате, которая в одной из песен уверяет слушателя, что она "воровка, а не б**дь". А вот меня, честно говоря, сомнения гложут. Если ты воровка, то почему ни одной ходки нет? Может все же наоборот?… 

"Одесская песня"

Нет у нас ни московской песни, ни тамбовской, ни тем более – челябинской. А вот одесская есть. Не одесская блатная – как иногда пишут, а просто одесская. 

Основа этого музыкального жанра – совсем не Одесса как место действия, а народная еврейская музыка, характерная для восточноевропейских евреев, которые составляли значительную часть населения дореволюционной Одессы, Именно мелодии придают такое своеобразие классическим "одесским песням": "Шел трамвай 10-й номер", "Ужасно шумно в доме Шнеерсона", "Семь-сорок". Собственно Одессы как таковой в этих песнях и нет. Тот же трамвай № 10 мог идти в любом другом крупном городе, где были трамваи. Еврейская Одесса в музыке. Хотя в этих песнях часто упоминались географические приметы Одессы и реалии ее быта тех времен, когда была написана песня, но текст в данных композициях всегда вторичен.

Характерный пример - "Шел трамвай 10-й номер":

"Шёл трамвай десятый номер,
На площадке кто-то помер,
Тянут-тянут мертвеца
Ламца-дрица-ца-ца-ца". 

И дальше в том же духе – по сюжету пьяный пассажир трамвая оказывается в  вытрезвителе. Абсолютная безделица, но ведь восхитительная безделица! В композиции "В доме Шнеерсона" смысла побольше – это рассказ о еврейской свадьбе. Но текст песни из-за обилия одесский реалий 20-х годов и вставок на идиш настолько специфический, что на слух воспринимается очень плохо. Что происходит на свадьбе – понять практически невозможно. Но это и не важно. Главное в этой песне - зажигательная еврейская мелодия. 

Насчет одесских блатных. Действительно, часть песен этого жанра по своему содержанию относятся к блатным: "Алеша, ша!", "Вернулся-таки я в Одессу", "На Дерибасовской открылася пивная" (изначально песня была о Ростове, но предприимчивые одесситы прибрали ее к рукам), "На Молдаванке музыка играет"… Но данный факт совсем не означает, что и все одесские песенки можно называть блатными.

Большое количество песен этого жанра не имеют никакого отношения к воровской тематике: "Как-то по проспекту с Манькой я гулял", "Тетя Хая" ("Ах, Йозеф"), "Шаланды полные кефали" (написана Н.Богословским в 1943 году для фильма "Два бойца")… 

Некоторые песни изначально не имели ничего общего с одесскими, но перепетые Аркадием Северным, музыкально стали восприниматься таковыми: "Помню, помню, помню я, как меня мать любила…"

Помимо Аркадия Северного, который популяризовал данный жанр в позднем СССР, и чьи исполнения этих песен сейчас считаются классическими, "одесские песни" были в репертуаре Константина Беляева. А в начале 80-х Александр Розенбаум выпустил альбом "Памяти Аркадия Северного", в котором было несколько стилизаций под одесские песни: "Фраер" ("Бэла, не ломайся"), "Майдан"…

"Авторская" (бардовская) песня

 

После появления поющих поэтов (Б.Окуджава, А.Галич, В.Высоцкий, Ю.Визбор и многие другие) появилась необходимость как-то отграничить это новое явление на музыкальной сцене. Так возник абсолютно искусственный жанр "авторской" (бардовской) песни. Булат Окуджава писал, что термин "авторская" песня придумал Владимир Высоцкий. Если Булат прав, то это не самая удачная идея Владимира Семеновича. 

Она, вероятно, казалась неплохой в 60-е, когда поэты пели свои стихи под гитарку, и это действительно сильно отличалось от официальной эстрадной песни. Ведь на эстраде профессиональные певцы и певички под аккомпанемент оркестра (ансамбля) исполняли песни, созданные профессиональными композиторами и поэтами. Но в 70-80-е появились поющие поэты-композиторы, которые исполняли свои песни с ВИА или рок-группами: Андрей Макаревич, Борис Гребенщиков, Юрий Лоза, Юрий Шевчук, Михаил Борзыкин. Получается, они тоже представители авторской песни?.. А исполнители наших дней, такие как Игорь Растеряев, Вася Обломов?… А если стихи чужие, а музыка своя – как у Юрия Антонова – это считается "авторской" песней?

Если мы говорим об исполнителях, которые сами пишут песни и сами же их поют, то они действительно авторы-исполнители. Но при чем здесь песенный жанр? Сама по себе песня не становится "авторской" или "бардовской" только потому, что ее исполняет человек, который ее и написал! Жанр у нее может быть любой.

Я полагаю, никакой авторской (бардовской) песни нет, и никогда не было. В конце 50-х исполнители с гитарами вышли из дворов на большие площадки – вот и все. Это культурное явление, а не музыкальный жанр.

"Городской романс" и русский романс

"Городской романс" - еще один псевдожанр, границ которого никто определить не в состоянии.  Куда запихнуть песню, которая не совсем похожа на русский романс, на блатную, на дворовую, на военную, да и к обычной продукции бардов (КСП) ее не отнесешь, но спета  подозрительно блатным голосом? – В "городской романс"!

Услышав такое оригинальное название, хочется сразу спросить: а что, простой романс был сельским? Разве эти лирические стенания, которые и стали называться русским романсом, берут свою основу в деревенских песнях? Нет, конечно. Русский романс вел свою родословную из Европы, а не русской деревни. И в отличие от "городского" просто романс имеет более-менее четкие признаки. Во-первых, лирическую тему (она ушла (он ушел) – осталось только застрелиться (утопиться). Во-вторых, соответствующее теме музыкальное оформление. Чтобы кратко сформулировать суть блюза иногда употребляют такую формулу: блюз – это когда хорошему человеку плохо. Про романс можно сказать так: после его исполнения всем хочется покончить с собой – и исполнителю, и слушателям. Исполнение настоящего романса должно заканчиваться трупами.

На русском романсе основаны и так называемые "белогвардейские" ("эмигрантские") песни, созданные, в основном, во второй половине 20 века: "Поручик Голицын", "Господа офицеры", "Степь, прошитая пулями…", "Россия с нами", "Институтка"… И отнесение этих "белогвардейских" песен к романсу вполне обосновано, поскольку в них поется о потерянной России как о потерянной любви. Поскольку "эмигрантские" песни основаны на романсе – именно их можно назвать самыми патриотическими песнями в истории русской музыки: у признанной эталоном современной патриотической песни группы "Любэ" слишком много пафоса и грусти, но они не выворачивают душу наизнанку, как классика "эмигрантских романсов". Если вы не ульетесь горючими слезами после прослушивания "Поручика Голицына" в выдающемся исполнении Михаила Гулько, то вы или женщина, или совершенно бесчувственная скотина, которую ничем не проймешь.

А что вместо "русского шансона"?

Но если нет никакого "русского шансона", "городского романса" и "авторской" песни, то как же жить дальше? И что делать с радио "Шансон"?.. - С последним все просто: закрыть, а всех работников – на зону! За проповедь чуждых нашей великой и прекрасной России ценностей, за оскорбление наших чувств и за экстремизм (ставили в эфир песню Полотно со словами "напоследок в жопу лом"? – Ставили! А это экстремизм и есть.).

Итак, с работниками радио "Шансон" все понятно, а что делать с нашими песнями, которые с исчезновением "русского шансона" осиротеют и останутся совершено неприкаянными, буквально висящими в пустоте вселенной русской музыки? Здесь все еще проще. На самом деле жанр у всех этих песен существует давным-давно и называется он "русская песня". Зачем вам "шансон", если есть наше старинное слово "песня"? Это слово родом из праславянского языка. У нас, куда не плюнь – попадешь в патриота. Но все эти патриоты почему-то предпочитают использовать заграничные слова. А не надо этого делать. Будьте поближе к корням!

Русская песня! Вот так все просто! Что русские люди пели два века назад? Три века? Русские песни! Зачем все усложнять, выдумывая черт те что? Весь огромнейший пласт русской музыкальной культуры стоит разбивать на более мелкие составляющие – жанры, если есть критерии этих жанров. А если песня не в один специфический жанр не лезет, то зачем ее куда-то запихивать?…

К примеру, в начале 20 века была популярная песня "Бублики". Мало ее назвать просто русской песней? Оказывается, мало! Я встречал, что она "блатная"! Но там нет ничего о воровской жизни! По сюжету это песня торговки, которая торгует бубликами! "Бублики" – русская песня, как по словам, так и по духу – она про нашу рассейскую жизнь. И поется на наш местный мотивчик. Чего же боле?…

И так какую композицию не возьми – ее обязательно стараются куда-то впихнуть, а если подходящего жанра не обнаруживается, его откровенно  придумывают.

Все проще пареной репы. И Булат Окуджава работал в жанре русской песни, и Владимир Высоцкий… Да кто только не сочинял и не пел русских песен! Аркадий Северный, Юрий Визбор, Александр Розенбаум, Татьяна и Сергей Никитины, Михаил Шуфутинский, Юрий Лоза, Вилли Токарев, Борис Гребенщиков, Михаил Гулько, Виктор Цой, Александр Новиков, Юрий Шевчук, Владимир Асмолов, Анатолий Полотно, Сергей Наговицын, Любовь Захарченко, Петлюра, Сергей Трофимов, Ефрем Амирамов, Григорий Лепс, Тимур Шаов, Игорь Слуцкий, Алексей Степин, Илья Словесник, Игорь Растеряев, Семен Слепаков и много кто еще.

Разумеется, что не стоит впихивать в "русскую песню" все подряд. Есть множество российских исполнителей, которые хоть и поют на родном языке, но работают в рамках музыкальных стилей и направлений, пришедших к нам в последние десятилетия с Запада: блюз, рок, диско, регги, евро-поп, рэп. Эти стили пока несколько чужие для традиционной русской песни. Правда, и романс когда-то был с западным душком, но он успел адаптироваться на местной почве. А рок, диско или его ребенок – евро-поп (Modern talking, Bad boys blue, Fancy) слишком недавнее изобретение и их неместное происхождение вполне очевидно для слушателей. Именно поэтому никто и не пытался в "русский шансон" записать рок-группы "Ария" или "Мираж". Хотя, насчет евро-попа я уже не так уверен. В настоящее время множество исполнителей, которых сейчас относят к "русскому шансону", вроде Стаса Михайлова, Жеки (Евгения Григорьева) или Алексея Брянцева, исполняют обычную европейскую поп-музыку, с некоторым россиянским своеобразием, замешанным на пресловутой душевности. Я думаю, можно просто называть их поп-исполнителями, хотя не будет большой ошибкой, если причислить их к работающим в жанре "русской песни".

Классики русской песни

Владимир Высоцкий

Давно на слуху юмористическое высказывание: "Л.И.Брежнев – мелкий политический деятель эпохи Аллы Пугачевой". Наверняка придумали его поклонники Аллы Борисовны, чтобы польстить примадонне. Если говорить по правде, то Брежнев действительно был довольно мелким деятелем, но делал вид, что "правит" он совсем в другую эпоху – во времена Владимира Высоцкого.

В 70-е годы у нас было много всенародно известных и любимых народом  писателей и поэтов, актеров и режиссеров, певцов и композиторов, спортсменов и космонавтов, но Владимир Семенович возвышался над всеми. Его творческий диапазон (певец, поэт, композитор, актер и сценарист) и объем наследия настолько грандиозны, что делают бессмысленными какие-либо сравнения с ним любого тогдашнего представителя "творческой интеллигенции" или другой популярной персоны из иных сфер. Высоцкий был настоящим титаном. Как Леонардо, Микеланджело или Пушкин.

Если говорить о его песнях, то их тематика крайне широка – в сущности, почти нет тех тем, которых Высоцкий не затронул бы в своих песнях. Все, что интересовало советского человека той поры, в том числе главные события в советской истории (прежде всего, война) – все это находило отражение в творчестве Высоцкого. Добавив сюда его мужскую брутальность, которая проявлялась и в его актерских работах, и в песнях, а также совершенно невообразимый образ жизни для советского человека, который в СССР могли себе позволить всего несколько избранных (вроде Евгения Евтушенко и Виктора Луи), мы и получим ответ, почему Высоцкий занял столь уникальное место в наших сердцах. В мужские сердца он проник через свои песни в образе Глеба Жеглова, а женщин очаровал всем остальным.  

Я уже упоминал, что сам Высоцкий оценивал свое творчество как "авторскую песню". Иногда на концертах он говорил, что тот жанр, в котором он работает, берет свои истоки в дворовых песнях, которые, в свою очередь, вышли из позабытого во времена Высоцкого романса. Но на мой скромный взгляд, Высоцкий – просто олицетворение русской песни.

Аркадий Северный (Звездин)

 

Высоцкий – это пик Коммунизма, а кто годится на роль пика Ленина в жанре русской песни? Кандидатов немного и самый очевидный из них - Аркадий Северный.

Если Высоцкий был полностью вписан в советскую систему в качестве актера, а в музыкальной сфере балансировал между андерграундом и советским музыкальным бизнесом, иногда все-таки удостаиваясь внимания последнего, то Северный – стопроцентно "подпольный" артист. Причем, взаимоотношения Советской власти и Северного были весьма необычны для того времени: они друг друга просто не замечали. Словно находились в разных измерениях. Примерно к середине 70-х Северный оформил "развод" с Советской властью, и несколько лет жил как свободный человек.  К подобным внесистемным людям в СССР неизбежно проявляли внимание соответствующие органы, отвечавшие за идеологическую невинность советского человека, но на Северного они не обращали никакого внимания. И это удивительно, поскольку не знать про него чекисты не могли.

Северный был всего на год младше Высоцкого (род. в 1939 г.), но завершили они свой жизненный путь почти одновременно – Аркадий в апреле 1980-го, а Владимир – в июле. Можно сказать, что в этом году закончилась настоящая эпоха в  развитии русской песни.

Высоцкий из плеяды поющих поэтов. Человек, которому было что сказать, но он не просто говорил, а пытался докричаться до каждого слушателя. Северный – совершенно иное явление в нашей музыкальной культуре. Он не был ни поэтом, ни композитором, Северный – главный певец русско-советского андерграунда. Имея внешность и голос, которые были словно символом тогдашнего запойного времени, что напрочь исключало его появление на советской эстраде, он и песни исполнял такие же – все то, что находилось вне сферы официальной эстрады.

В его репертуар входили классические блатные и "одесские песни", русские романсы, матерные песенки, лирические баллады, "белогвардейские" романсы, "подпольные" хиты Высоцкого и Галича, композиции на стихи Есенина, песни, сочиненные его друзьями и коллегами. Благодаря тому, что энтузиастами-любителями были записаны десятки магнитоальбомов с песнями Северного, сейчас вся классика "подпольных жанров" советского времени (прежде всего, блатные и "одесские" песни) ассоциируется исключительно с Аркадием Северным.

Лучшим на мой вкус его альбомом стал "Первый одесский концерт" (записан в феврале 1975-го), в который вошла вся "одесская" классика: "На Одессе жил Алеша-рыжий", "Жил я в шумном городе Одесса..",  "Алешка жарил на баяне…", "Бывало, вспомню я..", "Тетя Хая".., "Шел трамвай 10-й номер…", Ужасно шумно в доме Шнеерсона", "Семь-сорок", "Помню, помню я, как меня мать любила…". Если бы этот альбом выпустили в те годы на пластинке, то фирма "Мелодия" озолотилась бы, а Аркадий Северный затмил бы всех эстрадных кобзонов вместе взятых. 

Александр Розенбаум

Розенбаум – несостоявшийся наследник Высоцкого. Начал он так здорово, что могло показаться, будто у Владимира Семеновича появился достойный последователь. В 1982 году у Розенбаума вышел двойной магнитоальбом "Памяти Аркадия Северного", а в следующем году – тоже двойник "Новые песни", которые и сделали из бывшего фельдшера скорой помощи всесоюзную знаменитость.

Начало его музыкальной карьеры сильно напоминало первые творческие опыты Высоцкого: оба уделили пристальное внимание жанру блатной песни. Но у Розенбаума эта попытка вышла на более высоком профессиональном уровне: несколько песен с первого альбома стали настоящей классикой "блатняка" ("Гоп-стоп", "Нинка"…). А ведь на первых альбомах были еще "Извозчик", "Червончики", "Майдан", "Я срок переходил", "Прости-прощай" и всероссийский хит "Казачья" (есть что-то странное в том, что лучшую казачью песню всех времен написал еврей…).

После такого впечатляющего начала Розенбаум резко сменил имидж: он забыл про свои блатные композиции и стал официальным советским бардом, который вышел на эстраду и принялся выпускать на "Мелодии" одну пластинку за другой с весьма тоскливым репертуаром, несколько разбавленным несколькими благопристойными шлягерами из прошлой жизни. Творческий взлет Розенбаума длился всего несколько лет, но созданного в начале 80-х материала хватило Розенбауму на всю последующую жизнь.

С 90-х годов главные события в его жизни, о которой узнавала общественность, происходили уже вне музыкальной сферы: бизнес, съемки в кино, депутатство в Госдуме (естественно от "Единой России"), дружба с одним из главных наших мафиози – Кобзоном, получение разнообразных званий и премий – за те же песни, что он написал в начале 80-х. Дело дошло до того, что в 2007 году Розенбаум получил премию ФСБ в номинации "Музыкальное искусство"! И ведь не побрезговал…

Как показала дальнейшая карьера Розенбаума, его увлечение воровской романтикой отнюдь не было просто творческим экспериментом – здесь связь между автором и блатным жанром более глубокая, на генетическом уровне.   

Три эмигранта

Так получилось, что в начале 80-х Брайтон-бич стал настоящим филиалом Госконцерта СССР в Америке. Советские музыканты Вилли Токарев, Михаил Гулько и Михаил Шуфутинский эмигрировали в США (в 70-е Токарев, в 1980-м году - Гулько и в 1981-м - Шуфутинский), где стали известными певцами русскоязычной Америки и сверхпопулярными исполнителями в СССР. 

Из этих троих только Вилли исполнял собственные песни.  Все его главные шлягеры были записаны в первой половине 80-х: "В шумном балагане", "Над Гудзоном", "Нью-йоркский таксист", "Тетя Хая", "Небоскребы", "Рыбацкая"… Своеобразие Токарева среди всех эмигрантских исполнителей заключалось в том, что он очень много пел про Америку. Эти песни были рассчитаны на эмигрантскую публику в ресторанах Брайтона, но они пользовались популярностью и в СССР, где их воспринимали как рассказы об Америке из первых рук ("Без денег вечером здесь делать нечего, здесь денег стоит даже чистая вода!"; "А почему Нью-Йорк зимой и летом желтый? А потому, что очень много в нем такси! А в них мясистые, сидят таксисты, е. По-русски ботают, кого ты не спроси."). Про США у советских людей было совсем мало информации и Вилли Токарев стал для нас своеобразным музыкальным Юрием Сенкевичем.

Шуфтинский и Гулько – как близнецы-братья. Два бородача отнюдь не субтильной комплекции внешне были сильно похожи (в 80-е больше, чем сейчас). Но схожи и их биографии: оба приехали в Америку и сразу стали петь. Вилли Токарев долго мыкался на разных низкооплачиваемых работах, пока пробился на эстраду, а этим "близнецам" счастливый билет выпал почти сразу.

Михаил Гулько – настоящий "голос русской песни". Его исполнение классических блатных, тюремных и "эмигрантских" песен можно считать эталонным. Лучше всего ему удавались композиции, основанные на русском романсе. Если сравнить два исполнения "Поручика Голицына" – Гулько и нашего известного любителя романсов Александра Малинина, то на фоне Гулько малининское пение воспринимается как опыты любителя под караоке.

Михаил Шуфутинский тоже пел чужие песни, но его репертуар несколько иной. Его карьера основана на хитах Александра Розенбаума, а также всесоюзном шлягере "Бутылка вина" ("Бутылка вина – не болит голова, а болит у того, кто не пьет ничего"). В исполнении Шуфтинского песни Розенбаума звучали гораздо лучше, чем в оригинале. А за "Бутылку вина" ему и вовсе надо памятник поставить. Это самая бодрящая песня первой половины 80-х. Те, кто слышал эту песню во времена генсековского мора, меня поймут. 

Вряд ли кто-то из этой троицы в начале своей карьеры в США надеялся вернуться на Родину, но уже через несколько лет все изменилось: в 1989 году Вилли Токарев приехал в СССР на гастроли, а в следующем году у него на "Мелодии" вышла пластинка с лучшими песнями (для нее отобрали более-менее приличные). В 1990-м году с гастролями по СССР проехался Шуфутинский, а Гулько на исторической родине объявился лишь в 1992 году – после кончины Советского Союза. Первые двое вернулись из Америки в Россию на постоянное место жительства и принялись рубить капусту, а Гулько остался на Брайтоне.

Владимир Асмолов

В то время пока мы пытались все перестроить и ускорить, хотя никто не мог понять, что именно, на Российской земле взошла звезда Владимира Асмолова. Его конек - лирические песни, но известность он заработал своими сатирическими произведениями: "Рэкетмены", "В кинозале темном", "Про Ивана-наркомана"... Песни из его самых популярных альбомов "Оловянная душа" (1988) и "Ностальгия" (1989) звучали в последние годы жизни СССР практически везде, но в 90-е он ушел в тень, так и не выйдя на большую эстраду, как Розенбаум или Шуфутинский. Почти каждый год он выпускает альбомы, но настоящих шлягеров на них немного.

В отличие от своих собратьев по жанру, Асмолов не поет блатных песен. Голос у него не хриплый, да и выдающихся вокальных данных нет. Поэтому он редко поет, а больше предпочитает проговаривать текст под музыку – как французские шансонье и наш Марк Бернес.

Сергей Наговицын

Пермяк Сергей Наговицын умер в 1999 году на пороге собственной славы. Славы, разумеется, относительной – в рамках жанра, которого нет. Всероссийскую известность его песни получили уже в следующем – 2000-м году, когда их стало крутить радио "Шансон". Всего Наговицын успел записать шесть альбомов. На первых трех темы большинства песен крутились вокруг обычной молодежной тематики, вроде "девочек-проказниц" и "золотистых денечков". К "шансону" их относят только по причине хрипатого голоса исполнителя.

Последние три альбома были концептуальными: "Этап", "Приговор" и "Разбитая судьба" Собственно, их названия исчерпывающим образом характеризуют их содержание. Но, несмотря тематику большинства песен с этих альбомов, связанных с преступлениями и зоной, я не сказал бы, что на них много блатных баллад. О разбитых судьбах песен достаточно, а про воровскую жизнь всего несколько: "Гуляй, братва!" и, в какой-то мере - "Там на елках".

Ну, разве можно отнести к блатным "Говорила мне мать" с таким текстом:

"Говорила мне мать:
Не воруй! Наплевать!
Проживем, пока еще тружусь....
Не поверил, болван,
В золотые слова!
И теперь на скамье нахожусь"?

Было у Наговицына несколько хороших песен про освобождение с "зоны": "До свиданья, кореша", "Белый снег"… В последней есть такие строчки: "мне хозяин откроет врата, и уронит словечко вдогон. И надеюсь, уже никогда не увидит меня больше он". Это точно не "блатняк"!

Наговицын – один из самых талантливых наших авторов-исполнителей, который блестяще начал, но, к сожалению, продолжения уже не будет. Мне Наговицын напоминает молодого Александра Новикова. И направленностью творчества, и в какой-то мере биографией. Оба, кстати, почти земляки – Свердловск и Пермь совсем рядом. Новиков тоже начал здорово, но его карьера из-за ареста прервалась на самом взлете, а после отсидки в местах лишения свободы ничего похожего на свои ранние песни Новиков уже создать не смог.  

На этом, пожалуй, пора заканчивать. Итак, к чему мы пришли? Пришли мы к сплошному отрицанию всего и вся. Нет не только такого музыкального жанра как "русский шансон"! Нет "авторской" (бардовской) песни, нет смысла вспоминать какой-то "городской романс", и даже блатная песня в условиях, когда между зоной и волей не стало никакой существенной разницы, а воры возглавили это государство, тоже начала испаряться.

Ладно, что хоть русские песни есть. Их и будем слушать.